«Гибель лучше всего»: жизнь-катастрофа Александра Блока

Александр Блок, 1921 год

©Vostock Photo

28 ноября исполняется 140 лет со дня рождения Александра Блока, одного из самых известных русских поэтов. Про него написано много, но ни одна книга, ни все публикации вместе не исчерпывают темы. Окончательные суждения о нем не кажутся точными. Поэтому желание говорить о Блоке и загадках его жизни не ослабевает.

Добрый молодец

Поэту не обязательно быть красавцем или хотя бы внешне приличным человеком. Как правило, самое (а нередко и единственное) красивое в поэтах – это их стихи.

Блок же сбивал с толку своей красотой и безупречностью. На фоне изможденных декадентов, полубезумных мистиков и прочей художественной публики Петербурга рубежа столетий молодой Блок выглядел неуместно здоровым и неприлично полноценным человеком. Как правило, зная поэта только по стихам, люди воображали его себе либо нежным ангелоподобным юношей, либо горделивым и сумрачным Байроном. А встречали широкоплечего, крепкого, румяного и дружелюбного красавца. «Добрым молодцем» показался Блок при знакомстве Андрею Белому.

«Блок был не столько красив, сколько прекрасен», – писал поэт Борис Садовской, имея в виду, что красота проявлялась не в отдельных чертах, а во всем его облике.

Однако за идеальным фасадом скрывалось сложное переплетение внутренних проблем. Блок держал этот фасад не ради показухи или выстраивания имиджа, как сказали бы сейчас. В кругу символистов, среди которых он начинал как поэт, было принято, наоборот, выставлять напоказ все внутреннее, разрушать границу между искусством и жизнью. Блок словно бросал вызов этой модели поведения, свойственной, надо сказать, художникам всех времен.

Образ «добра молодца» подкреплялся нелицемерной любовью поэта к физическому труду: Блок умело обращался с топором, молотком, пилой и с явным удовольствием орудовал этими инструментами в родовом имении Шахматово. Это не было интеллигентским пижонством или надрывным подвигом графа Толстого, снедаемого чувством классовой вины перед крестьянами.

Один против хаоса

В быту Блок был также непохож на типичного поэта, удивляя ценителей «несказанного» и «беспредельного» своей аккуратностью и методичностью. Где бы он ни жил, в его комнате всегда были порядок, чистота, а все документы разложены по папкам и полкам. Некоторые объясняли этот педантизм немецкими корнями Блока. Сам же он, всегда честный и точный в определениях, говорил, что это его способ защиты от хаоса.

Что такое хаос и порядок, Блок чувствовал как мало кто другой. И хаос довольно часто прорывал оборону: не только в незаметных для внешнего наблюдателя внутренних конфликтах, но и в той стороне жизни, которая была всем известна: пьянство, блуждания по самым грязным трактирам и публичным домам.

«Время от времени его тянет на кабацкий разгул. Именно кабацкий, – писал в мемуарах поэт Георгий Иванов. – Холеный, барственный, чистоплотный Блок любит только самые грязные, проплеванные и прокуренные «злачные места».

Пускаясь во все тяжкие, Блок не превращался из доктора Джекилла в мистера Хайда. Даже в самом невменяемом состоянии он оставался самим собой. «Лицо его я запомнил прекрасно, – вспоминает сын Корнея Чуковского Николай, – оно было совсем такое, как на известном сомовском портрете. Он был высок и очень прямо держался, в шляпе, в мокром от дождя макинтоше. Когда мы остались одни, папа сказал мне: это поэт Блок. Он совершенно пьян».

В загулах он топил свое недовольство жизнью и пытался найти в этой жизни что-то интересное. Слушал разговоры пьяниц в кабаках, а в борделе мог рассказывать о Гете и наблюдать за тем, как в проститутке, привыкшей к автоматическому исполнению своих обязанностей, неожиданно просыпается искренняя душа.

«Не помню случая, чтобы он дал понять собеседнику, что в каком-то отношении стоит выше его. Он был естественным в каждом своем жесте и не боялся, что его смогут понять ложно или превратно», – вспоминал поэт Всеволод Рождественский.

Конечно, в пьянстве Блока было и осознанное саморазрушение. Он честно мстил себе и миру за то, что ни он, ни мир не могут стать такими, какими нужно.

Низкое и высокое

Блок рос нервным и впечатлительным мальчиком, окруженный заботой матери и тети. Его отец, юрист и ученый Александр Блок, был в семье фигурой демонизированной: мать прожила с ним недолго, натерпелась, по ее словам, всяких унижений, развелась и вышла вторично замуж за офицера, впоследствии генерала Франца Кублицкого-Пиоттуха, с которым у пасынка сложились самые теплые отношения.

В юности Блок был мало похож на ту величественную мраморную статую, которой он казался многим современникам. Тогда он еще был позером, любил красоваться и лелеял актерские амбиции. Играл он плохо, хотя и добросовестно.

В 16 лет у Александра случился роман со светской львицей Ксенией Садовской, которая была старше его на 20 лет. Эта история или иные приключения молодости укрепили Блока в уверенности, что сексуальная жизнь – это «низкий жанр», который несовместим с высокой любовью. Удел низкого жанра – случайные связи или бордели.

Такое настроение усилилось после погружения в философию Владимира Соловьева, и в частности в его учение о Софии. Блок стал одержим идеей воплощения Вечной Женственности, которое может спасти мир от лжи и распада.

К несчастью для нее, этим воплощением была объявлена жена Александра Любовь Менделеева, дочь знаменитого химика. Рассчитывавшая на традиционные супружеские отношения, девушка была обескуражена отведенной ей ролью богини, Прекрасной Дамы, которой следовало поклоняться, но никоим образом не «осквернять».

Это нельзя было назвать даже обожествлением женщины. Менделеева просто стала визуализацией ранее придуманной идеи, пусть и высокой, но никак не льстившей ей.

Всё или ничего

Пытаясь объясниться с мужем, Менделеева натыкалась на стену: особенность Блока состояла в том, что построения ума, убеждения были для него важнее реальности.

В итоге это привело к тому, что он перестал церемониться с жизнью, раз она не соответствовала идеалу.

24-летний Блок, автор превозносимого всеми сборника «Стихи о Прекрасной Даме», переживал крушение своей жизни. Высокая идея о Прекрасной Даме оказалась невоплотима, и, судя по тому, что он не предпринимал дальнейших попыток воплотить ее с кем-нибудь другим, виноват в этом был либо мир, либо он сам. Хотя и Менделеева была человеком не из легких.

В молодом возрасте Блок словно окончательно понял всё о своей жизни и уже не мог изменить своего мнения. Он занял позицию принципиально несчастного человека. Лишь в середине 1910-х, в годы романа с актрисой Любовью Дельмас, он пережил нечто вроде долговременного душевного подъема.

Родные Блока видели лишь семейный разлад, упрекали Менделееву в неуживчивости. По рассказам тети поэта Марии Бекетовой, Блок после женитьбы сильно изменился: «За год жизни с Любой произошла страшная перемена к худшему». Он стал резок, зол и на все уговоры уладить ситуацию отвечал, что уже ничего не поправить и что «гибель лучше всего».

Эта фраза определила жизнь Блока. «Люблю гибель, любил ее искони и остался при этой любви», – писал он в 1910 году Андрею Белому.

Огромное «нет»

Влияние Соловьева, тема «пути к свету» скоро уходят из его стихов. Спасение начинает казаться Блоку иллюзией. Хаос и мрак подчиняют себе мир.

Природная склонность Александра драматизировать ситуацию, мрачный взгляд на мир, усвоенный в молодости, усиливались атмосферой самой эпохи. Ощущение грядущего взрыва преследовало многих людей в России начала ХХ века.